«СВЯТЫЕ ДАРЫ»

«СВЯТЫЕ ДАРЫ»

Каждый выбирает для себя:

Женщину, религию, дорогу,

Дьяволу служить или Пророку

Каждый выбирает для себя…

Ю.Д. Левитанский

Холодным январским утром 1878 года в приемную Петербургского градоначальника пришла хрупкая болезненного вида женщина с бледным лицом и пронзительными черными глазами. Озябшие руки она прятала в старую лисью муфту. Когда подошедший к ней градоначальник спросил: «Чего изволит сударыня?», женщина, глядя ему в глаза, хладнокровно достала из муфты крупнокалиберный «Smith & Wesson» и со словами: «Это тебе за Боголюбова!» спустила курок револьвера, метя прямо в живот градоначальника…

Как было установлено,  разночинная Вера Засулич, ранее неоднократно находившаяся под следствием в связи с деятельностью террористической группы Нечаева, по ее утверждению «мстя за высеченного розгами (в июле 1887 года!) политического заключенного Боголюбова», почти в упор выстрелила в градоначальника из револьвера крупного калибра и  нанесла ему тяжелейшую рану, которая лишь благодаря счастливой случайности не привела к трагическому исходу.

Тогдашним Министром юстиции графом Паленым  рассмотрение этого дела было поручено судье Петербуржского окружного суда Анатолию Федоровичу Кони. Вот что этот выдающийся юрист  и мужественный человек вспоминал по этому поводу[1]: «На другой же день, 27 марта, меня пригласил к себе Пален (министр юстиции) по какому то маловажному делу, которое служило лишь предлогом. Разговор почти немедленно перешел на предстоящий процесс. Пален сказал мне: «Ну, Анатолий Федорович, теперь всё зависит от Вас, от Вашего умения и красноречия.» — «Граф, — ответил я, — мнение председателя состоит в беспристрастном соблюдении закона, а красноречивым он быть не должен, ибо существенные признаки резюме – беспристрастие и спокойствие… Мои обязанности и задачи так ясно определены в Уставах, что теперь уже можно сказать, что я буду делать в заседании…» — «Да, я знаю – беспристрастие, беспристрастие! Так говорят все наши «статисты» (так называл он людей, любивших ссылаться на статьи Судебных уставов), но есть дела, где нужно смотреть так, знаете, политически; это проклятое дело надо спустить скорее и сделать на всю эту проклятую историю так (он очертил рукою в воздухе крест), и я говорю, что если Анатолий Федорович захочет, то он так им (то есть присяжным) скажет, что они сделают всё, что он пожелает! Ведь так, а?!» — «Граф, влиять на присяжных должны стороны, это их законная роль; председатель же, который будет гнуть весь процесс к исключительному обвинению, сразу потеряет всякий авторитет у присяжных, особенно у развитых, петербуржских, и я могу Вас уверить по бывшим примерам, окажет медвежью услугу обвинению». – «Да, но повторю, от Вас, именно от Вас правительство ждет в этом деле услуги и содействия обвинению. Я прошу Вас оставить меня в уверенности, что мы можем на Вас опереться. Что такое стороны? Стороны, — вздор! Тут все зависит от Вас!…» — «Но позвольте, граф, ведь Вы высказываете совершенно невозможный взгляд на роль председателя, я могу Вас уверить, что я не так понимал эту роль, когда шёл в председатели, не так понимаю её и теперь. Председатель – судья, а не сторона,  и, ведя уголовный процесс, он держит в руках чашу со святыми дарами. Он не смеет наклонять её, ни в ту, ни в другую сторону, — иначе дары будут пролиты…».

Несмотря на просьбы высокопоставленного лица, судья  Петербуржского окружного суда А.Ф.Кони не стал давить на присяжных, проявив беспристрастность и настоящее гражданское мужество. Вердиктом коллегии присяжных террористка Вера Засулич была оправдана. Карательные меры для принципиального судьи не замедлили последовать, – А.Ф. Кони был уволен от  должности, что лишний раз подтвердило всю опасность перечить в России высокому начальству…

Со времени процесса по делу Веры Засулич прошло более 130 лет. Нет уже царской России, да и советской – тоже, но проблемы нравственного выбора судьи – человека, в руках которого находится судьба, а порой, и сама жизнь подсудимого, — остались прежними. Проблема как прошлых так и современных судей, практикующих также и  в суде присяжных, состоит в том, в чём она состояла и у А.Ф. Кони: будучи человеком системы, судья является определенной функцией, подчиненной  императиву данной системы, другими словами, нарушая данные ему сверху установки, судья идет против системы, а, следовательно, является в ней инородным телом, которое вышеуказанная система должна либо переделать по своему образу и подобию, либо исторгнуть.

Судьи советских судов,  находясь перед вышеуказанной нравственной дилеммой, умудрялись отыскивать в этом смысле идеальную лазейку: старый УПК РСФСР знал институт доследования. Если судья видел, что человек невиновен и следствие, по мнению судьи,  в силу как объективных так и субъективных факторов пошло по ложному пути, председательствующий всегда мог вернуть дело на дополнительное расследование, убивая при этом двух зайцев. Во-первых, не идя против собственной совести (несмотря на общеизвестный обвинительный уклон судебной системы),  будучи  убежденным в невиновности лица или в недостаточности представленных суду доказательств, и вынуждая  следствие данной ему властью устранять собственный брак.  Во-вторых, не вступая в конфликт с системой, учитывая разницу  весовых категорий, оставаться ее частью. При этом, чаще всего, при направлении дела на дополнительное расследование, мера пресечения подсудимому менялась с заключения под стражей на подписку о невыезде. Использование института доследования всеми участниками процесса расценивалось в то время как quasi–оправдание подсудимого.

Были у страны  и свои герои. О таких людях, как судьи Московского областного суда Р. Назаров, Ю. Тутубалин, В. Летягин, М. Елычев  адвокатское сообщество, да и сами подсудимые и их близкие  и по сей день вспоминает с благодарностью и глубоким уважением. Эти люди не боялись открыто отстаивать свои взгляды и выносить оправдательные приговоры невиновным.  Хотя, последствия их нравственных поступков измерялись для них в прямой пропорции проблемами со службой, со здоровьем  и сокращенными годами их жизни.

Автор ни  в коей мере не утверждает, что наша судебная система порочна apriori  и поскольку функция есть абстракция, мы никак не можем обвинять ее в безнравственности. А коль скоро любая открытая система  — механизм саморегулирующийся, не исключена  как нисхождение до уровня абскурации, так и эволюция  до высоких нравственных начал.

Тем не менее, на данный момент проблема существует и смысл её однозначен: судья, опасаясь вступать в конфликт с системой, исполняет возложенную на него карательную функцию, не всегда при этом руководствуясь имеющимися у него очевидными доказательствами невиновности подсудимого.  В суде же присяжных, выполняя спущенную ему сверху негласную установку, которая заключается в тотальном обвинительном уклоне, говоря словами графа Палена «…если Анатолий Федорович захочет, то он так им (то есть присяжным) скажет, что они сделают всё, что он пожелает!», так он (судья) им и говорит. Умно, последовательно, психологично такой судья взаимодействует с присяжными, располагая к себе уважительным к ним отношением, чуткостью и внимательностью, убедительностью и красотой юридических построений. Такой судъя — функция  внешне сохраняет полную объективность и беспристрастность, но тем не менее работает в связке с обвинением, добиваясь нужного ему результата. Как адвокаты, имеющие большой опыт работы в суде присяжных, мы можем констатировать явную диспропорцию сил, поскольку председательствующий, вместо того чтобы быть честным арбитром между сторонами в соответствии с декларируемым законом, завуалировано (а иногда и очень явно) «работает» на стороне обвинения.

В одном из областных  судов судом присяжных рассматривалось дело по обвинению М. в убийстве двух человек. Обвинение строилось исключительно на показаниях другого подсудимого Г., данных им на предварительном следствии, в которых он утверждал, что видел как М. убивал потерпевших и присутствовал при этом сам. От этих показаний подсудимый Г. отказался в зале суда, заявив, что «дал эти показания по причине, о которой ему не позволено говорить». Причины эти как известно состоят в том что «процессуальные моменты», в  том числе  способ и методы получения признательных показаний от подсудимого Г. перед присяжными не оглашаются. Возникает законный вопрос: почему человек, давая одни показания на следствии, затем как правило отказывается от них в суде. И не потому ли, что эти показания добываются сотрудниками милиции недозволенными методами, и об этих методах прекрасно знает судья-профессионал, однако, согласно буквальному трактованию УПК РФ, об этих методах не должны знать присяжные. Иными словами, когда подследственного бьют по почкам – это «процессуальный момент»! И как тут не вспомнить А.Я. Вышинского, который изобрел гениальную формулу – «признание – царица доказательств». У него и маршалы, и генералы «признавались», что они японские и английские шпионы. Хороши же будут присяжные как судьи факта, если они не будут знать, что человека били, чтобы получить с него нужные показания. И о какой объективности таких судей факта может идти речь!

Итак. Кроме признаний подсудимого Г., данных им по указанным причинам, ни одного доказательства пребывания подсудимого М. в доме убитых, представлено не было. Преступники наследили на месте преступления и оставили массу вещей (следы обуви, отпечатки пальцев  и др.),  но ни одни из них подсудимому М. не принадлежало. В этом деле судья-профессионал в полной мере выполнил возложенную на него функцию и представил присяжным обстоятельства дела так, что несмотря на очевидную недостаточность доказательственной базы, «Ареопаг» вынес подсудимому М. обвинительный вердикт, после чего тот получил 21 год лагерей за убийство, которого он не совершал, и «благополучно» укатил на Колыму.

Стоит задать вопрос: мог ли и должен ли был бы судья как часть системы, руководствоваться тенденцией на обвинительный уклон, или он должен был бы, исходя их нравственных начал, держа чашу со святыми дарами «не наклонять ее ни в ту,  ни в другую сторону», чтобы драгоценные дары – нравственность и справедливость правосудия – не были пролиты на холодный пол зала судебного заседания?  Homo sum, et humane nihil a me alienum puto. Сложно требовать от судьи-профессионала чтобы он шёл против ветра, ветер иногда сбивает с ног…. И если бы Анатолий Федорович Кони сказал графу Палену: «Все будет исполнено в лучшем виде, Ваша светлость!», мы, потомки,  вряд ли бы осуждали его. Но и вспоминать бы не стали…

К.ю.н., Почетный адвокат России

Добровольская С.И.

[1] А.Ф. Кони Собрание сочинений в восьми томах. – М. 1966. — т.2 – С.85-86.